Внутри меня живёт бык. Быку лет десять, он силён (как бык) и я не могу с ним совладать. Иногда он тихо лежит где-то внутри меня, почти не напоминает о себе, только едва уловимым запахом кислоты и едким, липким страхом, что кто-то узнает, почувствует, увидит моего быка.
Кислота и липкий страх всегда со мной, даже когда мой Бык спит.
Иногда он просыпается, голодный и яростный, подчиняя меня себе, подавляя мою волю, замыкая в бесконечный круг однообразных действий.
Самое страшное в этом процессе — одиночество. Не боль в животе, не тело, которое ноет и разрушается, не трещины на губах, сухая кожа и разъеденная кислотой зубная эмаль. Страшно, что я отличаюсь от всех настолько, на такое «никому никогда не расскажешь», что становятся невозможными открытые, близкие, доверительные отношения.
Между мной и миром появляется ещё одна невидимая стена — будто мало языка, разницы полов, культурных и индивидуальных отличий, сексуальных предпочтений (или обречений — как посмотреть) — люди не умеют и не любят разбираться в чужих страданиях, смотреть на болезнь, как на особенность, а на особенность, как на норму, требующую помощи, но не осуждения.
Между мной и миром становится больше ровно на один стыдный процесс.
На одну болезнь.
